Как-то мои друзья познакомились с ребятами из США и пригласили их к себе в гости. Это уже ничем не грозило — в Союзе наступила оттепель. Я тоже пришел и был удивлен яркостью и даже экзотичностью облика новых знакомых. Мы говорили на английском, пока одна «американка» не сказала: «Со мной можно на русском, я одесситка, а эти ребята — мои родственники из Нью-Йорка». Прошел год. Снова лето, каникулы и никаких забот. Я проснулся и понял, что хочу вновь увидеть ту девушку, хотя ничего, кроме имени, о ней не знаю. И тогда я додумался до одной простой вещи…
Чтобы летом найти человека в Одессе, надо ехать на пляж. Сообразив это, я взял в карман плавки и двинулся в Аркадию. Иду вдоль кромки моря, иду — и вдруг, дойдя почти до Ланжерона, вижу ту самую девушку. Но не одну, а в компании молодого человека.
Стоило мне поздороваться — и тот сразу насторожился. А я начал привлекать к себе внимание: рассказывать истории, острить. Тогда мой соперник предложил поиграть в эдакий карточный наперсток. Взял три карты, одна из которых — картинка, покрутил, а потом попросил угадать, где эта картинка. Я угадал раз, другой. Вижу — парень выходит из себя. А мне это только на руку. Я демонстративно отворачивался, а потом снова угадывал, и так раз сорок. Удавалось мне это просто: фокуса этого я не знал, но сразу заметил мелкие царапинки на рубашке карты с картинкой и безошибочно ее определял. В конце концов это так довело беднягу, что он бросил и карты, и даму. А мне пришлось ее проводить.
Ну а дальше, благодаря моим красноречию, умению играть на гитаре и вопреки неопытности и закомплексованности, мы с Беллой вскоре поженились. А через год у нас родился сын, Владик.
Мне кажется, отцом я был неплохим. Проводил с ребенком все выходные, гулял с ним по городу, рассказывал разные истории. В итоге за полтора года рассказал всю мировую историю, причем не нудно, как по учебнику, а в увлекательной форме. Иногда я прерывался на самом интересном месте, говорил: А дальше все узнаешь сам, — и протягивал Владику книжку.
Как молодой родитель, я часто таскал его на пляж и пытался приучить плавать с кругом. А сын категорически отказывался. Тогда я отплыл с ним подальше и оставит одного. Ребенок жутко перепугался и начал орать, а когда понял, что никто не поможет, поплыл к берегу. Влад до сих пор вспоминает мне тот случай. Но это шутка. А если серьезно, то я рад, что не разрывал с сыном связь, даже когда мы разошлись с его мамой и стали жить отдельно.
— А чем занималась ваша жена?
— После института она, как и я, работала инженером. Но потом решила стать поэтом и бросила работу. Пошла в… сторожа. Ей казалось, что масса свободного времени позволит свободно творить. Я был не в восторге и попытался на личном примере доказать, что писать стихи или песни можно, не отрываясь от основной работы. Но сильно я не возражал, и все случилось так, как случилось.
Слава богу, вскоре моя жена устроилась на работу в Литературный музей.
В отличие от других музеев, посвященных конкретным писателям, этот был универсальным. Основатель и директор музея Никита Брыгин тоже был колоритной фигурой. В начале карьеры он, по рассказам сотрудников, содержал бар в городе Бристоле, откуда с трудом сбежал после разоблачения английской разведкой. Как ни странно, Брыгин увлеченно собирал информацию о писателях, не жалуемых советской властью. И при этом бравировал: «Не пугайте меня КГБ, я сам кагэбэшник». Сотрудники шефа обожали. Недостаток у него был единственный: время от времени он запирался в своем кабинете дня на три и уходил в запой. А выйдя, подписывал все бумаги, которые ему подсовывали. Однажды он подмахнул акт о покупке за восемь тысяч рублей арабского гарнитура под видом мебели Ивана Бунина — и Брыгина с должности сняли.
Однако моя жена продолжала работать. Однажды она принесла домой довольно толстую тетрадку, в которой значились имена не менее пятисот писателей, имевших отношение к Одессе. Среди них были Жорж Сименон, Теодор Драйзер, Морис Дрюон и много других, о которых даже и не подумаешь, что они могли бывать в Одессе. Помню, я тогда сказал: «Зачем маетесь дурью? Имена всех великих личностей, не имевших к Одессе никакого отношения, поместятся на одной почтовой марке!»
— Вы как-то говорили, что ваша первая жена совершенно не умела готовить. Не это ли подтолкнуло вас к разводу?
— Что вы, как можно! Действительно, моя первая супруга хоть и была хорошей поэтессой, но готовить совсем не умела. Но разводиться из-за этого? Бред! Я просто стал готовить сам. За приготовлением супов и каш для семьи и маленького сына отдыхал от работы и даже писал свои песни. Скажу больше: тем, что я получил интересную профессию и сейчас делаю то, что радует людей, я обязан именно своей первой жене.
Мы с ней прожили десять лет. А расстались, возможно, из-за моих страхов. Мне казалось, что я не достиг того, что обещал. Да и в словах жены это тоже звучало. А вообще, о причинах развода нужно или говорить несколько часов, или не говорить вовсе. Человек, который рушит семью по одной-единственной причине, — безнадежный идиот.
— Тогда поговорим о другой вашей страсти — КВН. С чего она началась?
— С тщеславия. Когда я учился в школе, играть в КВН было престижно, ведь тогда эта игра была телепередачей эпохи. Быстро доказав свое лидерство в классе, я оказался в школьной команде. И там научился массе вещей. Например, писать песни. Сначала для команды, а потом и для себя.
В институте мое увлечение КВН поднялось на более высокий уровень. Когда я был на третьем курсе, в Одессе объявили конкурс на зачисление в городскую команду. Это был так называемый «Сезон чемпионов». Играли только лучшие. Одесскую команду уже знал весь Союз, и попасть в нее было невероятно сложно.
Первый тур экзаменов был письменным. Из трехсот человек, представивших свои работы, отобрали всего семь. В том числе и меня. А на втором, устном, туре капитан команды Валерий Хаит задал мне вопрос: «Почему береза белая?» Я сделал строгое лицо и погрозил пальцем: «И что ж вы, товарищ Хаит, себе позволяете? Разве вы забыли нашу великую советскую песню
«Широка страна моя родная»? Там сказано: «Нет для нас ни черных, ни цветных!» За этот ответ меня и взяли в команду.
Так началась моя жизнь в КВН — с Фрязино, где мы выиграли у соперника немыслимые девять очков, до знаменитого тройного финала «Одесса — Фрунзе — Ереван». Его мы с блеском выиграли, но после этой игры КВН прекратил существование на целых четырнадцать лет. А ведь ради КВН мы могли пожертвовать всем. Я, например, однажды спрыгнул с довольно высокого второго этажа. О, это была драматическая история!
Москва, Телетеатр, полуфинал игры «Одесса — Фрунзе». Накануне нас предупредили, что во время игры покажут собак и нам надо будет пошутить по их поводу. Но какие именно будут породы, не сказали. И вот прихожу я в Телетеатр задолго до игры, захожу в буфет — и вдруг слышу громкий лай на заднем дворике. А самого дворика не видно! Улучив момент, когда буфет опустел, я вылез в окно и начал спускаться со второго этажа, а когда силы кончились, спрыгнул вниз. Чудом все завершилось благополучно.
Зайдя во двор, я увидел служащих, выгуливающих собак, и толстяка солидного вида. Оказалось, это был главный «собачий» судья Москвы. Я подарил ему значок одесской команды и, нагло соврав, что дома у меня живет ирландский сеттер, стал расспрашивать о гуляющих во дворе собачках.
Выяснив массу интересных подробностей, я попытался вернуться обратно. Но не тут-то было! В театр-то мы заходили по билетам, а мой билет уже был израсходован. Пришлось наблюдать за входящими, пока не попался знакомый и не передал Хаиту о моей беде. Тот вынес билет из какого-то спецрезерва — и только тогда я смог занять свое место и сообщить нашим, какие собаки будут на конкурсе.
А вот еще одна история, связанная с КВН. На этот раз — почти мистическая. В нашей команде был игрок Юрий Волович — человек эксцентричный, хотя и талантливый. Он увлекался гипнозом и обнаружил, что я хорошо поддаюсь воздействию. И тут представился случай проверить и его способности, и мои возможности.
Перед началом игры всегда выяснялась одна и та же неприятность: каждый член команды писал отдельные заготовки, приветствия, а я потом соединял их песнями-связками. Однажды эти тексты мне дали так поздно, что времени на написание связок просто не осталось. Однако всю вину за это возложили на меня. Я так расстроился, что даже стал собирать свои вещи. И тут подходит Юра: «Не переживай, я тебе помогу». И начинает надо мной «колдовать»: «Представь, ты Александр Галич… Александр, вы меня слышите?» И я уже в состоянии гипноза отвечаю: «Слышу». А Юра продолжает: «Александр, к вам пришли ребята из одесской команды КВН и просят написать им песню для выхода трубочистов. Поможете?» «Помогу», — отвечаю я и… начинаю диктовать текст. Сразу, без черновиков. Он и пошел в игру.
В следующий раз Волович «сделал» меня Михаилом Светловым. И я ощутил, что сижу у моря в беседке, увитой виноградом, отчетливо вижу свои старческие руки и… диктую песню, завершающую домашнее задание команды. Так что теперь вы знаете, что некоторые песни кавээнщиков писал не Бурда, а Галич, Светлов и другие знаменитые поэты.
— Наверное, немногие из ваших поклонников знают, что вы — автор сотен песен. Первую помните?
— Одну из первых. Это была очень смешная история, которая могла закончиться весьма плачевно. Однажды посреди урока меня, как часто бывало, вызвали к директору. «В город возвращаются наши шефы — китобойная флотилия. Может, напишешь песню, под которую мы их встретим?» — попросила Алевтина Ивановна. И я пошел сочинять. В итоге родилась песня, которую я не стал показывать директору. Хотя друзьям показал, и позже выяснилось, что на партсобрании пивоваренного завода эту песню приводили как пример антисоветской агитации, призывая выявить автора. А все из-за припева:
«Вы спросите у нас, как оправдать такую тактику. Но на вопросы все у нас один ответ готов: Нас Родина направила, чтобы спасать Антарктику, А чтоб спасти Антарктику, нам надо бить китов!»
Кстати, эту песню я до сих пор исполняю на своих концертах, и она имеет успех. Жаль… Лучше бы мои слушатели не понимали, о чем это я.
Потом я писал песни для КВН, для собственного исполнения, в основном на свои стихи, давал концерты в Хайфе, Лос-Анджелесе, Торонто. Но я никогда не стремился зарабатывать на этом деньги, хотя, когда платили, брал без угрызений совести, как честно заработанные. Мой друг, соавтор мюзикла «Норд-Ост» и проекта «Песни нашего века» Георгий Васильев, говорит: «Не понимаю, зачем ругают термин «самодеятельная песня». Я сочинят для себя. Если мне предлагали за это деньги, брал. Но никогда не пытался сделать из песни основу благосостояния». Я с Гошей согласен и знаю немало талантливых авторов, которые проигрывали, как только начинали думать, понравится ли их песня массам.
Я был лауреатом и членом жюри огромного количества фестивалей авторской песни. Жаль только, что теперь я не могу так плотно заниматься авторской песней. Раньше на нее уходило все свободное время.
— А как вы попали в клуб «Что? Где? Когда?» к Ворошилову?
— Одно время я возглавлял в Одессе сразу два клуба: Клуб авторской песни города и Клуб интересных встреч на своем предприятии. Мой первый клуб тесно сотрудничал с одесским Объединением молодежных клубов, и однажды я посоветовал руководителю этой организации создать в Одессе новые клубы по направлениям, где было много любителей, но не было некоего завершающего толчка — так в перенасыщенный раствор надо добавить затравку, чтоб выпал кристаллик Таким образом возникли кино- и джаз-клуб. Когда же мне велели открыть клуб «Что? Где? Когда?», да еще и возглавить его, я наотрез отказался — и так был занят по горло. Тогда комсомольское начальство прибегло к шантажу: дескать, не хочешь нам помогать — и мы тебе не станем. Это грозило неприятностями, и я обещал подумать. Но пока шел до дома, придумал несколько идей и решил, что это будет даже весело.
В марте этого года наш клуб празднует двадцатисемилетний юбилей. А два десятка лет для любого клуба — мафусаилов век. Поначалу мы играли в разные интеллектуальные игры, которые придумывали сами. Среди прочих родили идею того варианта «Что? Где? Когда?», в который и сейчас играют любители вне телеэкрана. В этой версии команда не отвечает на вопросы, а пишет записки. А вскоре нам предложили сыграть в первенстве СССР по телефону. В игре принимало участие около сотни команд. Нам звонили, задавали вопрос — и через минуту требовали ответ. Ответив на одиннадцать вопросов из двенадцати, мы разделили второе-четвертое место и в итоге вошли в восьмерку лучших команд, которых пригласили на центральное телевидение, — и после этого мы начали регулярно появляться на экране.
В первой же телеигре я повторил рекорд клуба — сам ответил на пять вопросов из шести. После чего генеральный директор телекомпании «Игра» и ведущий клуба Владимир Ворошилов назвал меня «ходячей энциклопедией». Встреча с ним была самым ярким впечатлением. Я до сих пор помню его слова, обращенные к нам, молодым игрокам.
«Запомните раз и навсегда: вы пришли сюда не для того, чтобы блестяще отвечать на вопросы, завоевывать призы и купаться в аплодисментах. И не для того чтобы не отвечать на вопросы и делать другие глупости, — сказал Владимир Яковлевич. — Вы пришли сюда исключительно для того, чтобы телезрителям было интересно. Объяснить на примере? Представьте, что во время игры кто-то из вас разволнуется так, что умрет от инфаркта. Нет, я не желаю вам ничего подобного.
Эта речь меня просто сразила. Но когда я узнал об игре и вообще о ТВ больше, понял, что Ворошилов был прав.
— Тем не менее ваш босс относился к вам с явным предубеждением.
— У него было свое видение моей роли в команде. Вот лишь один пример. Однажды перед игрой мы с ребятами переодевались. И тут подбегает Андрей Козлов: «Борь, мне срочно надо узнать, когда родился Александр Македонский, а никаких книг под рукой нет. Ты не помнишь?» — «Нет, но сейчас выясним. Так, Вавилон пал в 325-м, за два года до смерти Александра. А тот, как и Христос, прожил тридцать три года. Стало быть, год рождения Александра Македонского — 356 до нашей эры». «Спасибо!» — обрадовался Козлов и убежал.
Когда игра началась, Ворошилов обратился ко мне: «Господин Бурда! Вы случайно не помните, когда родился Александр Македонский?» Я про себя удивился — надо же, только что меня об этом уже спрашивали, а вслух ответил: «В 35б-м!» И вдруг Ворошилов как вспылит: «В американских викторинах вы бы выигрывали миллионы! А у нас не выиграете ничего — у нас не помнить, а думать надо!» Это было несправедливо — я же не знал, а вычислил!
И так случалось постоянно. Желая заработать для команды дополнительную минуту, я часто называл ответ мгновенно. На самом деле я проводил в уме логическую цепочку, но делал это так быстро, что путь, которым я пришел к ответу, оставался за кадром. А ведь именно это и было для зрителя самым интересным. И все же случалось, что Ворошилов явно перегибал палку.
Как-то раз на крупнейшем фестивале во Владимире собрались все самые известные команды «Что? Где? Когда?». На открытии выступал Ворошилов. Отвечая на вопросы, он излагал мысли глубоко и красиво. И вот последний вопрос: «Что такое интеллект?» Ворошилов начал отвечать так же обстоятельно, интересно — и вдруг его взгляд упал на меня, сидящего в первом ряду. Владимир Яковлевич изменился в лице, ткнул в меня пальцем, изогнулся, как Конек-Горбунок, и закричал фальцетом: «Учти, Борис, эрудиция часто мешает интеллекту!» А потом убежал за сцену.
А через год в том же Владимире произошла похожая ситуация: Ворошилов снова отвечал на вопросы из зала. «Скажите, какая разница между игроком «Что? Где? Когда?» и просто образованным человеком?» Дед (так мы называли босса между собой) снова встал в ту же позу и, глянув на меня, произнес: «Ну, это примерно как между Двинятиным и Бурдой». И опять убежал. А я сижу и думаю, стоит ли обижаться на то, что меня назвали образованным человеком. И вдруг вижу жуткое зрелище: Наталья Ивановна Стеценко, которая долгие годы была женой Ворошилова и продолжала работать директором его программ даже после развода, тянется ногтями к физиономии супруга. Я на всякий случай отошел подальше — паны дерутся, а у холопов чубы трещат… А Ворошилов вскоре подошел ко мне и извинился — мол, это вы раньше были таким. А теперь уже стали совсем другим. Играете не заученными знаниями, а своей головой, а я по старой памяти…
А вот вне игры Ворошилов как раз всегда относился ко мне хорошо, даже говорил, что ценит мой вклад в клубное движение. Меня это устраивало — минуй нас пуще всех печалей… Хотя многим казалось, что он стал ко мне относиться лучше лишь в свои последние годы. В одном интервью на вопрос, как он относится к глубинным эрудитам, ответил: «Я их ненавижу!» — «Да, а как же Борис Бурда?» — «Бурда — другое дело, он не только много знает, но еще и пытается самостоятельно думать».
— Вы, наверное, с младенчества были вундеркиндом?
— Скорее я рос одаренным и любознательным. Наверное, на это повлияли не только родители, но и дедушки с бабушками. Правда, маминого отца я видел только на фотографии, он погиб на фронте еще в начале войны. Из-за проблем со здоровьем дед был ограниченно годен к службе, но счел своим долгом воевать против Гитлера, который истреблял евреев, — пошел добровольно и погиб. Кстати, Борисом меня назвали в честь деда.
Второй дед, папин отец, был бухгалтером, простым, но очень одаренным человеком, патриархом нашего рода. Чтобы представить, как он говорил, двигался, вел себя, достаточно посмотреть фильм «Ликвидация». Несмотря на некоторые ляпы, картина мне понравилась — атмосфера послевоенной Одессы, в которой прошло мое детство, описана достаточно точно. Дед не читал запоем, но в его доме была солидная библиотека. Он фанатично скупал дефицитные подписные издания и ставил в шкафы «для внучка Бореньки». Дедушкиной библиотеке я многим обязан.
Мой отец был офицером, и родители колесили по гарнизонам. Иногда они брали меня с собой. Я помню лавки военного городка под Баку, в которых продавалось всего три вида товаров: бутылочки с гранатовым соусом наршарабом и консервы — тресковая печень и крабы, пренебрежительно именуемые раками. Этим добром меня и кормили.
Отец служил в железнодорожных войсках — строил мосты. Четыре года назад, побывав в Баку, я сфотографировал один из них и показал отцу в день его восьмидесятилетия. Хорошо, что успел, — вскоре папа умер. А вот его мост цел!
Мама работала врачом-педиатром. Некоторые одесситы до сих пор узнают меня не по интеллектуальным телеиграм или кулинарным программам, а как сына Елены Борисовны. Иногда на улицах происходят курьезы. Например, подходит дама килограммов эдак на сто и говорит: «Знаете, я ведь родилась недоношенной. И если бы не Елена Борисовна!..»
