Музыкант, 43 года Нью-Йорк, США
Официант в клубе «Рокси» и беременная монахиня в спектакле Брайана Баттерика — два моих первых рабочих места в Нью-Йорке.
Я скорее продам свои соски на благотворительные нужды, чем запишу альбом с кавер-версиями чужих песен.
Люблю старые пространства вроде пирсов на Кристофер-стрит, которые приличное общество обходит стороной. В юности поздно ночью я становился на самый край пирса и пел посреди реки. Чувствовал себя как дома.
Я живу на втором этаже. На окнах тяжелые красные шторы. На стене в спальне оленьи рога, портрет прабабушки и прадедушки из Ирландии рядом с портретом Дивайна, фотография моей сестры и рыба-меч на удачу.
У меня два акцента. С семьей в Англии говорю с британским, в Штатах разговариваю с американским. Они оба настоящие и оба поддельные. Лет в семь я научился копировать акценты — только так мне удавалось выживать на новом месте.
У меня есть песня, которую я насвистываю на концертах в надежде, что зал ее подхватит, и мы зазвучим как одна большая птичья стая. В мире столько интересных вещей, которые можно делать вместе, но мы ими пренебрегаем. Я часто думаю о том, почему все так одиноки. Людей очень много, но каждый из нас — отдельный неприступный остров.
Всегда полезно публично опозориться. Испытав сильнейшее чувство стыда, получаешь импульс, чтобы двигаться дальше. Обожаю перформанс Ли Боуэри [австралийский художник], в котором он изображает бутылку шампанского. Голый, лицо в красной краске, на шее корсет — он летит через стекло с криками: «Это удивительно! Так волнительно! И совсем не стыдно!» Я артист. Я анимист. Я трансгендер. Я совсем не христианин. Я считаю себя млекопитающим. Знаю, что звучит дико, но вообще-то я на семьдесят процентов состою из воды и у меня есть душа. Мне претит христианская идея, что мы кардинально отличаемся от всей остальной природы. Не верю, что человеческая душа дороже тигриной.
Мы обращаемся с природой, как новорожденный ребенок, который пинает свою мать, не подозревая, что делает ей больно.
Состояние окружающей среды интересует только бабушек, художников и ученых. Все остальные удовлетворяют свои нужды в условиях капитализма.
Мужчинам сейчас очень нужна помощь — и их спасут транссексуалы. Они помогут мужчинам не бояться своей женской стороны.
Я переехал в Нью-Йорк, чтобы жить в организованном обществе фриков, а оказалось, что нигде не встретишь столько безбашенных обнаркоченных полудурков, как в маленьких городках, из которых я бежал.
Мужчинам в правительстве нужно колоть эстроген, прежде чем они примут важное для страны решение или соберутся идти на кого-то войной.
Бьорк считает, что в этом столетии произойдет слияние всего: науки и этики, экологии и феминизма. Она смотрит в будущее гораздо позитивнее, чем я. Но если мы строим гигантские фабрики, где три миллиарда цыплят с отрезанными клювами сидят в темноте, то куда же сами попадем после смерти? Я не верю в реинкарнацию, но что посеешь, то и пожнешь. Инжир — лучшее лекарство.
